Рифмы

я тенью прошлого ложился на сердца
и вынимал из ран слова пустые...
я был лицом и тварью без лица,
и нищим, как собаки дворовЫе.

я нанимался тетивой лучей,
натянутых на солнечные блики,
играть мелодии для гаснущих свечей,
своей же Правды не внимая крику.

и как бы ни был грязен этот мир,
я был всегда на целый шаг грязнее.
и пусть так странно верил и любил,
я делал то, что всё-таки умею!

и вот, склонившись над столом игры,
среди шести избранников познанья,
я ощущал прекрасные дары
обычных слов в расцвете состязанья...

Инквизитор

Наверное, в средневековье,
Я бы пошёл в инкивизицию.
Сжигал, глядя прямо в лица.
Я был бы жесток и спокоен.

Мне кажется, ты не по правде живёшь.
Но, знаешь, я слишком терпим и спокоен.
Я - Вечности Светлой неистовый воин.
И слово моё - как отточеный нож.

Раскайся, раскрой мне свои прегрешенья!
Смирись и с улыбкой иди на костёр!
Слуга сатаны тоже смел и хитёр,
Но он, если сдастся, достоин прощенья.

Иначе, я буду коварен и строг,
Война не за души - война за умы!
Какое мне дело до Света и тьмы?
Оружье - не крест, а испанский сапог!

Погибель неверных проста и публична -
Короткий приказ и священный огонь.
И гордую бороду треплет ладонь -
Я снова герой, ну а вера? Вторична!

Нет воли иной, нет и правды другой,
Ведь тех, кто другие, самих уже нет.
И если не вечный, то пламенный свет,
Я вам принесу, как подарок, с собой.

Следы

Я по берегу шёл, по осеннему берегу Волги.
Небо синим плащём накрывало замёрзший мирок.
Ветер пел о своём, о скитаниях дальних и долгих,
И пытался опять и опять повалить меня с ног.

А я топал себе... По песку, что остался ждать нового лета,
Что увидел наследие жарких прошедших деньков.
И я шёл, фантазируя что-то, сюжет за сюжетом.
Но их все до меня сочинил мой Господь Саваоф.

И песок, что лежал под ногами чуть дальше прибоя,
Недоступный волненьям холодной осенней воды,
Мне сказал: "Я остался следить за тобою.
Ты идёшь, ну а я оставляю следы"

Плеяда

У меня зазвонил телефон.
- Алло! Кто говорит?
-Фараон...

Бывает, что нет ни идей,
ни, собственно, жажды,
желанья творить!
Да! Пишет каждый,
Но кто этим может жить?
Кто? Сотня из тысяч людей!
А тут только поэтов тысяча,
На один миллионный город!
И всех душит творческий голод!
А вдохновенья - лишь на подачки нищим...
Конечно, и у великих,
стихи очень часто так... к слову!
Вы думаете, товарищи, кто вы?
Потомки Орфея и Эвридики,
расставшихся, но бессмертных,
и потому замученных,
любить лишь друг друга наученных,
до боли в мозгу интравертных?
О нет! Вы не то чтобы рядом,
а, впрочем, и я вместе с вами -
мы - новая, братцы, плеяда,
рождённая гадить стихами!

Почва

неясное слово: свобода!
рождает так много суждений!
ни выхода нет, ни входа...
сумбурная каша мнений.

заумные кривотолки,
совсем прописные истины.
заставлены книгами полки
о вечной свободе мыслей.

но вдумайся - слово опасно!
оно только манит наивных.
под час оно просто напрасно
бьёт в центр тебя, в середцевину.

так брошенное безмятежно,
обычное слово "свобода"
вскрывает нам море безбрежное
путей к становленью уродом.

как часто, бывает, хочется,
забрать себе красную кнопку,
и, в жизнь воплотив все пророчества,
отправить наш мир прямо в топку!

на кнопку нажать и расслабиться,
плевать, что подкатит истерика.
пропеть, раз уж нету разницы,
под Нау: "Гудбай, Америка..."

вот так, раз уж каждый почва,
то слово, в него обронённое,
растёт, набухают почки.
как страшно, когда почва тёмная...

Завернувшись в плащь осенний,
Бродит холод по земле.
Ночь разбита на мгновенья,
Утро спит в туманной мгле.

Холод ходит-хороводит,
Ищет что-то, где-то спит.
И не как бы, и не вроде,
А как будто бы на вид.

Усечённая реальность,
Разрывная тишина.
Вечность, как простая данность,
Незаметна, хоть видна.

Бродит холод по дорогам,
По вокзалам, площадям.
Холода не так уж много,
Холод это видит сам.

Но тупая очевидность,
Все сомненья позабыв,
Переводит спор на личность.
Личность жаждет нервный срыв.

Всё написано, всё было.
Всё тщета и нет имён -
Нет героев, только быдло,
Только бренды, нет знамён.

Холод ёжится в пространстве,
В сжатой области вранья,
Задыхаясь в постоянстве,
Забывает сам себя.

Вот и всё. Замёрзший холод
Спит на лужах и в серцах.
Кто-то смел и духом молод,
Кто-то помнит, что он прах.

А по сути - осень жарит,
Всё пожаром охватив.
Дождь её наивно жалит,
Но ничуть не потушив.

Заржавелый

я сжимаю в руках заржавелый клинок,
потому что перо непригодно в бою.
пусть несутся гонцы, сколько хватит им ног,
в позабытую землю родную мою!
там, где золотом неба расписан восход,
там, где кровью спасительной дышит закат,
пусть узнают, что мы снова рвёмся вперёд,
пусть узнают, не будет ни шагу назад!
помнишь, друг мой, как раньше, в подобье огня,
мы резвились на поле в безумьи войны?
как змеиные лезвия громко звенят,
вылезая из ножен родной глубины?
помнишь, были дела, и лихие враги
задыхались от злобы и крови своей!
как по улицам верным стучат сапоги
доброй вести о том, что повержен злодей!
помнишь, мы распивали вино в кабаках,
и драконы от нас поджимали хвосты!
а когда появлялся удушливый страх,
мы всё крече и крепче сжимали кресты!
помнишь, время дарило нам ночи и дни
для потех и утех, для бесед под луной,
и плевать, что сейчас мы как прежде одни -
нет желанней меча красоты ни одной!
и теперь, когда вечность стоит у руля,
когда сон и реальность сойдутся в рассвет,
ты же видишь, нас больше не носит земля,
прогибаясь под толщею прожитых лет.