вторник, 31 января 2012 г.

в храме


в этом храме я лёг бы наверно
и лежал, упоясь тишиной.
свечи тихо б светили на стены,
а я мысленно был бы с тобой.

ты б вошла, помолилась чуть слышно,
а потом подошла бы ко мне.
я бы спал. свиду будто бездышно,
но тебя бы услышал во сне.

вот я знаю, склонилась ко мне ты
тихим шёпотом рушишь покой:
"не любила тебя, как поэта,
но всегда восхищалась тобой"

31.01.2012 год

понедельник, 30 января 2012 г.

Сирин


Платон наблюдает Плутон,
звёзды сжались от холода.
хоботом млечный слон
рвёт натяженье провода

от и до.
и не знает никто,
как ледяные бури
крутят свой хоровод.
это первый год,
это новый год
от.

вытянусь в полный рост,
хоть и озноб по коже.
слушать тебя, Алконост,
хочется, но дороже

рваться тугой струной,
звоном нестись средь мИрян.
зная, что есть покой,
бейся над нами Сирин!

дай мне глотка огня,
глотка моя иссохнет.
чтобы седьмого дня,
было всё так, что слов нет!

радость моя взойдёт,
голову вскинет радость.
пой мне, держи полёт!
что нам ещё осталось?

27.01.2012 год

я лягу здесь.
прости меня.
я остаюсь. пустыня
полна огня,
при свете дня.
песок - твердыня.
я не умею бить людей,
я не умею рвать цепей.
я просто лягу здесь.

весь
день я буду видеть сны,
о том, что нам до глубины,
до странно-громкой тишины
ещё сто лет и три весны.
ещё пороги загниют,
ещё дороги запоют,
но голос будь, как прежде, тут.
чтоб я молчал, на слово скуп,
чтобы ни слова не сказал,
но был бы шум,
будто вокзал...
и в это время, в этот путь
я лягу, лягу отдохнуть.

на этой точке ставить крест,
и жить под ним.
как нодоест,
идти далёко до людей,
читать, учить всех, как детей,
а спать - позднее.

долог день.

дорога - тень,
от дЕрев тень.
и тень от млечного пути,
как не пройти,
как не придти...

сирена Сирина кричит,
я знаю, где лежат Ключи,
я знаю, где забьют ключи,
в моей пустыне.

я лягу здесь.
прости меня.
пустыня вся полна огня,
при свете дня.
песок - твердыня.
я не умею бить людей,
я не умею рвать цепей.
я просто буду здесь.

27.01.2012 год

вечер


это время, когда ты чувствуешь дивный ток.
когда можешь стрелять глазами и знать - попал.
это снова. снова, как марш-бросок,
как удары сердца, шаги по пути в астрал...

29.01.2012 год

на заре


вокруг меня лютуют, брызжут бесы.
игра теней и эхотичный шум повсюду.
я отвечаю герману и гессу:
я был собой, я есть и точно буду.

и если дерево, прогнутое иудой,
сумеет вновь поднять ветвистый профиль,
я буду рад, Господний раб ФеОфил,
что Бог даёт нам и такое чудо!

пусть стены - мрак. стоять бы над, не ниже,
смотреть бы вниз с гордыней муравьиной,
на кабанов, быков, слоновьи спины,
и помнить - время - волк, и кровь залижет.

и помнить, что за новым горизонтом
встаёт другой, немыслимый, но зримый.
он разгибает всяческие спины,
терцинам Канта и терзаньям Конта.

и все встают, поклон, авось, удался.
бросает мастер пару-тройку слов.
и сцена кружится в потустороннем вальсе,
а зал хлопочет стоя - жив Иов!

и всё вот так! всё мило, хоть не строго.
кто бросит: браво! кто-то крикнет: худо!
но это было истинное чудо,
которого ты сам просил у Бога.

и пусть дурная, может, выйдет пьеса,
и занавес сорвётся на актёров.
я подмигну и Гофману, и Гессе,
нам с вами далеко до Режиссёра.


26.01.2012 год

калиюга


там за окном - вьюга.
колючий мороз.
это была калиюга,
чтоб умереть друг без друга,
чтобы молчала прислуга
там, за стеной.
я обязан дарить покой,
я должен хранить покой.
как покойник,
я тихо вскрываю губы,
которые были когда-то нежны,
которые были когда-то грУбы...
теперь не нужны.
как покойник,
я лезу на подоконник,
который хранит следы.

здесь - я заперт,
здесь холодно дико...
но я не орфей, а ты - не эвредика.
мы живы ещё.
и однажды диким плющом
я укрою тебя от тревог.
это Бог. вот мой Бог
отпирает засовы,
чтоб снова и снова
я шёл в эту смерть,
чтоб в морозе гореть,
изнутри чтоб гореть...

чтоб тебя смог согреть
в этот страшный мороз
за окном.

23.01.2012 год

шиверов


это осень среди января.
пушкин перья жуёт над бумагой.
он живёт и рисует чернилами строчки стихов.
вектор жизни,туда,
где над башней взвиваются флаги,
где не надо ни строчек, ни слов, ни слогов.

что ковёр-самолёт, что жар-птица и прочие страсти,
я смотрю с удивлением - здесь мир сошёлся на мне.
удивись, подыши. я пока что возьмусь за фломастер
и улыбку тихонько наброшу тебе на спине.

я такой. у меня нет путей, кроме этих -
во все стороны сразу, но только в одну сторону.
сколько слов, сколько правд, но, чтоб попросту спеть их,
мне придётся сто лет прорывать тишину.

я смотрю - всё вокруг так чуднО и упрямо,
своенравно, упорно и, в целом, себе на уме.
сто дорог, все дороги... да всё не в те страны,
не туда, где хотелось бы выспаться мне.

знаешь, кажется я, знаю ангелов много, так много!
знаю даже в лицо. что там! знаю все-все имена!
у меня за спиной оборвалась метелью дорога,
а вокруг тишина. и луна, и луна...

21.01.2012 год

Живой


руки молчат
ноги не знают слов.
последние мили
рядами Голгоф
тянется бинт,
чтоб порезы укрыть на руках.

прах! прах! прах!
преисполненный неисполненного
я стою над обрывом и кровь моя
ждёт только лонгинова копья!
чтоб дождём,
стать дождём над твоей головой.
а конвой... что конвой!

я там был.
я не знал, что так холодно там,
что так жарко лишь в сказках.
и грозный там-там, с моей кожей там-там
бил меня по ушам, по повязкам

на ранах продольных по контуру вен.
это был адский плен,
это церберы рвали меня,
это огненный змей ждал огня...

так вставал новый день,
так вставала заря.
и стучало в виски: это зря! всё зазря!
откровение рук, апокалипсис глаз.
я срываю бинты, чтоб в последний, но раз!

3.01.2012 год

я уезжаю


Я выношу диван,
я выношу телевизор,
я выношу стулья,
я выношу стол.
Я выношу кошек,
я выношу зеркало,
я выношу двери,
я выношу окна,
я выношу холодильник,
я выношу шкафы,
я выношу тумбочки.
Я не выношу расставания...

15.01.2012 год

ТвоеСолнце


Как из земли восходят горы,
как кони кланятся реке,
как убегает поезд скорый
без пассажиров, налегке,

так всё идёт, так годы мИнут,
так сохнет Марс, бурлит Нептун,
так звуки Ангельские стынут
на завываньи суперструн.

Так жизнь идёт и всё несётся,
проходит и восходит рожь.
В закат уходит ТвоеСолнце,
а Ты всё ждёшь, чего-то ждёшь.

И ветер зол, и холод лютый
на лютнях душ играет марш.
И стынет масло за минуты,
и осыпается гуашь.

Молчит земля на сон грядущий,
молчит и небо, и вода.
Спит всё живое, дремлют души
и холодно, как никогда.

но вот, однажды, небо станет
светлей, не как закат в крови,
и солнце вновь светить восстанет
в лучах Твоей живой любви.

17.01.2012 год

сядь возле меня


Сядь возле меня.
Слышишь -
тишина.
Я знаю, множится ряд
страхов в снах.

Белые кирпичи...
Фундамент Пизанской башни.
Кричи! Ещё громче кричи!
Когда тебе страшно.

Я знаю холод морей,
вязкость костей медуз,
цепкость лысых ветвей
и цианида вкус.

Сядь возле меня.
Слышишь- молчит страх.
Язнаю имя огня
в твоих наведённых глазах.

15.01.2012 год

чайки


в этом городке
что ни слово - эхо
что ни шаг - шаги
что ни дверь - тоннель.
я здесь налегке
мне всё-всё не к спеху
море, море, а с
всех сторон, как зверь
тишиной душа
жмёт меня к асфальту,
мажет стены мной
будто штукатур.
рвёшься неспеша,
но не взять тибальту
ничего с собой,
ни стихов, ни сур.
я стою, а вкруг мыслимо-немыслимо
тени мельтешат, эхом говорят.
а в душе моей прожито семь жизней.
эта - для меня, эта - для тебя.
голова летит, хоровод печалей,
вот тебе гамлЕт, вот девятый вал.
всё вкругу. конец? нет, уже в начале.
я устал, устал. нет. я устоял.
13.01.2012 год



посмотри, там за окнами кто-то целуются.
голова к голове - два овала лица.
я горю. у меня в голове вся улица
будто стоит и целУется.
это очень легко - раздавить в себе горе,
как бутылку на грудь, как бы мячиком в лоб.
я горю, я горюю, я тушу свою тушУ в море,
а точнее, лечу этой самою тушей в сугроб.
и мерещится мне, будто город, как пляжик песочный,
снег согреет, сгорюет, смолчит все слова за меня.
а за пляжиком море всё солнечно-солнечно сочно,
а скамейки шезлонги пускай заменЯт.
там наверное всё. там наверное всё как хотелось бы мне бы,
там чего-то решил и уже вот оно, на поднос!
босоногие чайки топтают так важно по небу.
всё топтают, топтают и в воду, чтоб землю, хоть раз чтоб насквозь.
всё топтают, топтают. и всё - без следа,
без упрёка,
без стыда,
без ошибок,
без рам и дверных косяков.
это всё прямо здесь, но однако далёко.
что ж не чайка... башкою в сугроб и готов.
13.01.2012 год


чайки чайки чайки
хочешь чайку?
выдерни чеку
из последней гранаты,
что для себя оставлял ты.
чайки чайки чайки
на твоей майке
след от выстрела.
знаю я - тЫ стрела,
знаю, зачислила,
что бы ты смыслила
что бы ни значило,
что бы не значило,
мы с апалачами
вдоль поезда скачем
и тыща апачей
трясётся и плачет
от топота наших подков
от твоих рукавов
со следами от выстрелов
что упавшими листьями
клали их всех на ковёр.
я остёр,
ночь остра...
до большого костра
всего пара шагов.
13.01.2012 год

трио


плывём! куда ж нам плыть...
земля под парусами,
песок щекочет глаз пирата-вожака.
быть может, как то раз,
коса найдёт на камень
и вспыхнет серый взгляд,
и побежит река.
она пойдёт вперёд,
задует новый ветер,
и в море! в океан! да что там, в небеса!
поднимет капитан
корабль на рассвете
и вот уже не глаз... а целые глаза!
12.01.2012 год

давно не говорил верлибрами.
это как язык по-новой приучать к полёту,
как выгонять кукурузник
из амбара времён второй мировой.
давно не говорил по-французски,
давно не читал гумилёва,
давно не смотрел телефизор
с вечера до семи утра.
это всё напоминает робота,
который спал на заднем дворе профессора виннера
и не может сперва сделать шаг.
это как если бы алиса в нору свалилась не в детстве,
а в зрелом достаточно возрасте,
и думала, что за бред?
я с ужасом раскрываю веки,
бутоны двух глаз на клумбе
лица с бородой и очками
и чувствую скрип шарнир...
12.01.2012 год

кости мои кости
бросьте
на погосте
позовите в гости
и устройте пир
кости мои кости
соберите в горсти
положите в тостер
и зажгите мир
позовите лекаря
позовите пекаря
позовите батюшку
чтоб благословил
возвращенье глупого
возвращение умного
возвращенье мёртвого
будто им и был
будто всё по-прежнему
будто съели плешь ему
моль и червяки
будь бы по-прележней он
будь бы по-залежней он
сдох бы раньше времени просто от тоски
что уж там увёртыввать
что уж там зачёркивать
хорошо
покой
столько лет был твёрдым ведь
столько лет был мёртвым ведь
столько лет не двигался
а теперь живой
12.01.2012 год

на расстоянии


мир
падает в океан
в первичный бульон.

я пью одеколон
на стыке времён.

город
тонет в снегу.
титаник тонет во сне.

я всё шепчу: смогу...
и слышу, как шепчут мне.

город не даст соврать -
я резал пальцами стёкла.

утром седьмым кровать
вся в простынях намокла.

мир утонул во тьме.
город остался за гранью.

я на глубине...
меня утащил титаник.

но в мириаде сфер
воздуха с дна бокала

ты, словно Агасфер,
мнишься мне небывало.

руки к тебе тяну,
горло водою полно.

я ухожу ко дну,
туда, где совсем бездонно.

мир наоборот,
будто и до, и прежде.

но, как клинком блеснёт,
там, в глубине, надежда.

9.01.2012 год

маловато


маловато огня
для такой зимы...
для холодного снега,
для холодного сна.
маловато меня
для такой тишины,
для трамвайности пегой,
для полного дна.

страшный хохот отвсюду,
встаёт надо мною стеною.
я кричу,
но дороги ни взад, ни вперёд.
за такой тишиной, за такой преисподней зимою
я влачусь
по камням, по снегам, превращающись в лёд.

что вам надо?
чудовища, монстры и бесы...
я на что вам?
но хохот. надломленный бас.
мы стоим пред тобой,
потому что мы часть этой пьесы.
ты такой же как мы,
ты теперь что-то вроде из нас.

4.01.2012 год

если


если случится война
я хочу, чтоб ты знала.
я буду с твоей стороны...
мне плевать, что их больше,
а нас очень мало.
плевать. потому что иначе не нужно войны.

я хочу не её,
я хочу, чтоб ты слышала только,
как раскатистым громом,
как рындой,
как с всех колоколен набат,
по твоим бы ушам, по твоим бы живым перепонкам
по твоим бы июням шёл мой вечно искренний март.

посмотри,
там войска. там на площади клёкот полиций,
мирный атом, молчащий в углу, в красно-белом шарфе.
там, какой раз по счёту меняются лица, столицы.
и горят транспаранты, как вывески пошлых кафе.

я хочу не того,
только знай, время - это как выстрел.
тишина, тишина. бах! и вот уже стоп.
я могу раздавить в себе тварь, даже русскость националиста.
только, если б война за тебя, для тебя только чтоб.

если б всё было так...
но романтика не для искусства,
не ко времени грязных болот и проспектов в снегу.
я хочу, чтобы в доме у нас зажигались те люстры,
что включали ещё при царе, скажем, в девятьсот первом году.

25.12.2011 год

Об акмеизме


"Акмеи́зм (от греч. άκμη — «высшая степень, вершина, цветение, цветущая пора») — литературное течение, противостоящее символизму и возникшее в начале XX века в России. Акмеисты провозглашали материальность, предметность тематики и образов, точность слова. В основе акмеизма лежало предпочтение к описанию реальной, земной жизни, однако её воспринимали вне социально и вне исторически. Описывались мелочи жизни, предметный мир. Одарённый и честолюбивый организатор акмеизма мечтал о создании «направления направлений» — литературного движения, отражающего облик всей современной ему русской поэзии." (Ц) Википедия
Несмотря на массу определний и попыток разобраться в смысле и содержании акмеизма, мы до сих пор не видим ни одного точного его определения. Даже сами его создатели такого определения дать так и не смогли. Более того, к примеру, про Мандельштама в рассказах о нём можно услышать замечание: "да лучше б он вообще к акмеистам не примыкал, он сам и больше мог суметь".
И вот, подумалось мне, может так оно и было. Нет у акмеизма ни чёткого определения, ни идеи какой-то особенной. Только пафос "честолюбивого организатора". И что тогда? Получается, ничего в этом слове нет, только обозначение группировки поэтов, "бездАри", которая пытается кому-то что-то доказать.
И вот тут начинаю я понимать. А ведь и правда! Вот оно! Акмеизм и заключается не в литературных рамках, не в требованиях "к описанию реальной, земной жизни". Всё это чушь, мишура, накрученная последователями, критиками и, наверное, самими создателями акмеизма. Всё это нужно, чтобы определить литературное течение, вписать его в общую картину мира поэзии. Но не умещается в них акмеизм. Потому что он и не есть поэтическое направление. Акмеизм, что единственно честно из всех определений, является течением противостоящим. Противостоящим даже не символизму. А всем сразу. Всем литераторам вместе взятым. Он, как палка, воткнутая посреди быстротечной реки. Чем сильнее течение, тем сильнее трёт эту палку и напирает на неё, но тем сильнее накал, тем сильнее чувствуется упоение противостоянием. Напряжение растёт, разность потенциалов взлетает до невероятных высот и заставляет творить, творить каждый раз, как в последний раз. И да. Именно тогда и получается самый верный источник вдохновения, позволяющий творить, отдаваясь до самых кончиков пальцев своему делу. И именно тогда мы получаем то самое, направление направлений, вышедшее из плоскости литератуных рамок и условностей, нашедшее новое измерение и уже недоступное прочим формальностям.
Отсюда и Мандельштам, и прочие поэты, не вписывающиеся в общие формальные рамки, но стоящие на стороне акмеизма до последнего. Они, может быть не смогли этого сказать, а может и смогли, но главное - чувствовали, что акмеизм - это воинствующая церковь среди прочих литературных религий, это особый живой дух, позволяющий идти индивидуальным путём, самобытным и свободным, то есть таким, каким и хочет идти настоящий творец.

30.01.2012 год