Наркоз

Если хочешь, идём со мной.
Это будет пляска на грани,
Бледно-жёлтый танец с Луной
На простёртой под нею длани.
Если хочешь, спирали мечты
Сквозь тебя пробуравят стигматы.
В вечной качке растут цветы
В шторном ветре шестой палаты.
Мы падём. Или пали давно.
Незабвенно-свята неизбежность!
Шторы падают, застя окно,
В психодельно-живую небрежность.
Океаном ладонь под Луной
Замыкается в форму мензурки,
Забирая навеки с собой
Две вживлённые в танец фигурки.
Если хочешь, не пробуй хотеть!
Шансы есть даже в тлене психоза.
Камень, ножницы, пряник и плеть...
Слушай, я отхожу от наркоза.

Шестисловие

Открывается занавес.
Да будет лето!
Да будет игра! Да будет бой!
Я всё ещё мню себя лучшим поэтом,
Я всё ещё жив этой глупой игрой!
История врёт про таких,
про великих!
Из них каждый первый всего лишь, как я.
Целующий солнце развязно и дико!
Танцующий танго зеркал бытия!
Хотя, что я вру! Пусть зеркало то же
Меня обличит и покажет мой лик.
Такой же как все,
Павлик с глупою рожей...
Ну может, конечно, немножечко дик.

Поллард

1.

веранда.
берег.
тишина.
в закат уходит время.
два кресла.
новая луна.
и бремя,
бремя,
бремя...
как
Брема Стокера
сюжет.
но хуже...
здесь ВСЕ люди!
да будет слово "да" и "нет"...
да будет...
будет...
будет...
две кружки... чаю!
тишина.
весь разговор
просчитан.
два кресла.
новая луна.
закат недо-
испитый.

2.

и спал бы ты в своей тюрьме,
живой наверно, но немой.
забытый тенью на стене,
а, значит, сам собой.

как каверзно играть в стихи,
подставив алгоритм
на место перьев и руки,
на место грубых рифм.

3.

ложится ночь,
ложится нож
на прошлое
чуть-чуть.
где правда?
где закат?
где ложь?
едва ли
разберёшь...
шипит по кружкам разговор,
и груз спадает с плеч...
вот это вор...
а там - не вор...
заката щит
и меч.
да будет слово "да"
и "нет"...


4.

двухбитный мир, запал в тебя,
всё честно: "да" и "нет".
не упирайся, погребя
в себе же свой рассвет...

заточен в заточеньи ум,
осталось спать да спать.
был вечер, ультра-белый шум
заставил лечь в кровать.

5.

и были мысли...
был закат.
молчали.
но душа
смотря на солнечный карат
не знала и гроша.
и не ломалась
каждый раз,
когда попарный сон,
ломал на фазы
сотни фраз,
забитых в слабый стон...
два кресла
с видом
на луну
и [в кружках]
океан.
два чая близятся ко дну,
сюжет забит,
заклАн.

6.

ты вырвешь мозг любой шпане,
что скажет - ты дурак.
держи себя в руках, в уме
держи свой груз... хоть КАК!

решёток тюрьм, квадратов дней
закончены поля...
зри в пятый корень из корней
обычного нуля.

7.

луна
ушла.
окончен
чай.
рассказ
увы
допит.
и места не было речам.
лишь строчки из двух бит...

Бизон

рождаясь каждый день из недоверья,
я верю в верность каждого проступка.
я чищу шлифовальной лентой перья
и мучаюсь от прояснения рассудка.

рассады улиц мне напоминают
рыбачью сеть, забытую под дверью.
в неё ныряю и опять не верю,
что я кому-то слепо доверяю.

в припадке праведных, карающих истерик,
сменяю гнев на приводнУю глупость.
закрыв подряд пятьсот - шестьсот Америк,
я жду, чтобы Земля не кувыркнулась.

теряю ритм, темп и даже больше!
теряю тернии, да что там! сами звёзды!
и ласково, укутавшись в притворство,
я становлюсь возвышенней и тоньше!

при этом, я - бизон совсем безумный.
и, с головой своею же в упряжке,
скачу по тропке, бесконечно лунной,
навстречу солнца выросшей ромашке.

Ищу себя

ищу себя и думаю, ведь вот,
Господь сказал, кто ищет, тот обрящет.
Но в зеркала уже который год
смотрюсь и вижу только чёрный ящик...

Невежда

как растянута боль на бульварных висках.
дым седых городов душит горло.
диким страусом прячу макушку в песках.
воды слёз набежали. напёрло.

много линий прямых - тот же самый бульвар.
но кривее дороги агоний.
и бежит безотказно, сбиваясь, угар
по кривым светофорных ладоней!

боль растянута. боль раздана по кускам,
по крупицам, по долькам, по чашкам.
как доверить сознанье бульварным вискам,
если ты - чушь на палке, букашка?

я один упаду, проходивший второй
спросит резко: "чего ты разлёгся?"
третий будет молчать, возвышаясь горой
на кружке заходящего солнца.

я четвёртый уснёт и не вспомнит уже,
параллельные линии злости.
и туннели бульварных дорог на душе
оплетут улиц тонкие кости.

пятый выйдет однажды к себе на балкон,
закурив, хоть не курит наверно,
кинет в вечность жары свой стальной телефон
и начнёт хохотать. просто. нервно.

и когда нас таких станет больше чем звёзд,
мы потоком заполним природу.
это море меня, это воды из слёз.
мы прольёмся, постигнув свободу.

и опять эта боль на разбитых висках,
этот шум параллельных агоний.
пусть поют даже птицы, зажавшись в тисках
безупречно-холодных ироний.

и упавший забьётся, как страус в песок,
разжимая ладонь без надежды...
мимо кто-то пройдёт, палец вкрутит в висок:
"ну чего ты разлёгся, невежда!"

Бред

Слепой художник создал мой портрет,
Немой ведущий задавал вопросы,
Духами брызгал парфюмер без носа,
Безухий критик слушал этот бред.

И самое смешное в этом деле
То, что я им всем послушно доверял.
И музыкант, без пальцев, на свирели
Чего-то очень милое играл.

Весёлый

На площади, в час серый и сырой,
Однажды вешали зарёвынных Пьеро,
Грустящих клоунов, всегда, во всём унылых
И всем своей тоскою опостылых.

Средь них один был клоун - весельчак,
С улыбкой вечной и насмешками в речах,
Не менее доставший тех людей
Тем, что всё время был всех веселей.

Ивот, среди унылых, грустных тел,
Один с улыбкой вечною висел.

Тлт

Время смято колесами автобуса.
Я замешан на пылевых взвесях и в одном преступлении.
Даже там, где меня не было,
я оставлял следы на тропах забытых всеми миров.
И был день, и была ночь.
И время ежилось на автобусной остановке.
А меня звал космос, преступный и неприступный,
спящий распятым на звездах.
Была ночь.
Было не поздно - порвать цепи и вылететь в лунку луны.
Я выбрал одну из трасс в небо или дальше.
Все было так весело - ночь и кусочек фальши.
Я был следом звезды, падающей вверх.
Я был человек,
собака
и человек.
Время смято колесами автобуса.

Кризис

Шёл по улице.
Встретил подряд трёх ухоженных мужчин
с бутылками пива.
Кризис.
Ни пиджаки, ни галстуки
не способны спасти от провала.
Кем бы ты ни был.

Дереми-рю

дереми-рю, дереми-рю!
шаг в неизвестнось - горю!
счастливый! горю! дереми-рю!

пьяной улыбкой врезаюсь в зарю!
дереми-рю! дереми-рю!

день паркурятный по краю крою!
дереми-рю! блин! дереми-рю!

это неистовство, я говорю!
я не дурачусь и не дурю!
это последнее, веское хрю!
ДЕРЕМИ РЮ!!!

ДЕРЕМИ-РЮ!!!

Инструкция

эх... если бы я мог,
знать, что знает Бог!
если б в пыли небесных чердаков,
там, среди звёзд и облаков,
я мог отыскать инструкцию
к своей замудрённой конструкции!
изучил бы себя детально,
как какой-нибудь велосипед педальный.
все бы болты закрепил как нужно,
посильнее, покрепче, потуже!
цепи распутал нечёткие,
а вместо них прицепил бы чётки.
заменил бы нос на собачий
и хвост бы себе приконтачил.
душу бы вычистил средством
от всякого рода погрешностей сердца.
я б понял тогда, как надо
распоряжаться головой и задом!
как их не спутать случайно,
когда пытаешься думать отчаянно.
ну а потом углядел б,
что печально,
внизу мелким шрифтом:
made in China.

Каиафа

Ты и сам не знаешь,
Что говоришь пророчества…
Ты вибрируешь тонкой занавеской
Между Богом и его стадом на тонкой леске
На ветру Нового Завета,
Помня своё иудейское отчество,
Вальяжно растекшись на ксилофоне клавиш -
Ступеней лестницы в Небо…
И даже это законно -
Буквы не врут и не канают в лету.
Как свежи и точны эти символы,
Буквы Ветхого, но Завета!
Как медлителен день -
Радость, слава толпы!
Теребящая ласково ухо…
Будь же счастлив, познавший Небесную сень…
Даже если внутри сухо.
Будь же счастлив, сжигая положенный тук,
По закону родного Завета.
Там, на небе ночном,
Свет раскинутых рук
Вифлиемской звезды Назарета.

излил

испуганно озираюсь по сторонам,
мало ли, вдруг кто увидит!
таинство стихосложения,
это вам,
не книжку склепать про
сто великих открытий!
шлёпаю сбивчиво по клавишам,
дабы успеть покатать на языке
то, что уже прошло наружу.
рифмы, слова, как пленники
под конвоем
в строке
и мысли сжатее,
тоньше,
уже.
а прошло всего ничего - день,
всё, что успело случиться...
важное
и дребедень
пестрят во мне, как начинка в пицце.
но этих эмоций коллаж
настолько разнообразен.
сто раз говорил:
дайте калаш!
надо прекратить всякое безобразие!
слышали, я говорил, что запад - могила,
для духа русского,
для свободы воли...
а сейчас я сам спрашиваю, брат, в чём сила?
в тебе, во мне?
смеётесь что ли?
разулыбались тут!
нечего на меня скалиться!
а то получите по зубам палицей
всё-таки русский дух и прочие штуки,
расслабиться не дают!
калаш мне в руки!
и в рот мне ноги!
товарищи!
вы идёте по верной дороге!
как говорится, по прямой дороге!
а я -
просто так.
как дурак.
где бы взять в кредит доверие
к самому себе?
где бы ещё выломать двери,
чтобы всем стало просторно,
даже
если
это будут двери уборной!
а всё равно, где бы их выломать?
если б причин для расстройства не было,
их нужно было бы выдумать!
а мне всё-равно!
я творю, озираясь,
не видит ли кто, как бешенный палец,
летает над кнопками, сбивчиво и смешно...
сбивчиво и смешно...
смешно...

Собаки Павлова

давали ли выбор собакам Павлова?
или заведомо они были неправы,
когда протестовали...
когда рвали зубами клетки и отказывались от операции?
бедная, скулящая нация!
опыты, эксперименты, запись последствий в деталях...
у каждого века своё лицо.
а внутри - всё одно.
треугольным, в никуда, письмецом,
или свободой пытки,
рАвно сбившие миллионы на дно
бутылки.
почувствуй себя собакой,
подопытной, с трубкой в желудке
и прорезью в горле,
выводящей предрассудки
и несвободное слово на волю.
нет-нет! я не беру отдельные страны!
я вообще не берусь за политику...
это как критика -
впустую, много и совершенно странно.
смотреть не в частном,
а, в целом,
обведённые контуры убитых стран мелом
или мелком от тараканов,
чтоб не полезли в другие страны!
границы, опа! опасны!
чуете себя собакой?
чуете катетер скользит?
как паразит...
подгибаются лапы...
а я всё сижу, продвигаю романтику,
разукрашиваю планету фломастерами, обвешиваю бантиками.
смазливые сказочки
для сладенькой парочки...
и я - собака, но без этих фиговин,
которые вставлены в мозг и в пузо!
я постарался - задраил шлюзы!
свернулся, замкнулся, улитке подобен.
и, если вам хочется,
приближайте пророчества!
катите этот шар в бездну!
он всё равно бесполезный!
он полый внутри...
проткни и посмотри!

Свинец

поиграем в супергероев?
кирпичи крушить можно не только руками,
но и затылком. особенно, если чужим!
кто не согласен - бросьте камень
в лобовое лексуса. и убежим.
поиграем в супергероев?
я, чур, буду в плаще,
в каске и вообще,
самым крутым перцем,
на которого всегда можно опереться.
ты будешь играть в супергероев?
ну и фиг с тобою!
я буду один играть...
вашу мать-перемать,
дайте показать как надо
спасать мир и рушить преграды!
только напомню:
свинец - делу венец,
играешь со мной
или нет.
я - супергерой,
а ты...

Икар-Каир

Мы пытались украсить мир.
Рисовали звёздочки, вырезали птичек
из тонкой материи,
из своей души,
Отражая в декоре мозаИку привычек,
Меняя буквы:
Икар - Каир...
И искали искры пУщей
в альтаировом алтаре.
И знали - нас держат атланты,
потому что видели следы их ладоней
на голубой поверхности,
в которой планета тонет...
И я отметил планету бантом,
из вредности.
А где-то вокруг да около
вертелось стеклянное солнце,
смерть, какое жаркое для Икара,
и привычное вполне для Каира.
По сути, лампочка - стеклотара.
Брось, и она разобьётся.
Но и его держат руки,
могучие, цепкие брёвна,
с невиданной силой.
Постигший фундамент науки,
атлант, ею же ослеплённый,
и солнцем, которое держит,
и, обжигаясь, плачет,
как свечка, истекая потом,
вздыхая всё реже и реже,
и зная - не может иначе,
Чтоб солнце играло загаром
на коже декорного мира,
над кожей людей из Каира,
и крылья
сжигало
Икарам...

Комедия

Комедия!
Сначала ломали её,
потом надоело -
пустое дело.
Пошли доламывать руки
и прочие ненужные части
ТЕла.
Посеяв запчасти,
устали.
Уснули со скуки.

Пафосно

я снова буду говорить пафосно...

Эпоха...
Прошла, навернулась и скрылась...
Да ну и ладно. Проехали.
И небо звёздами доискрилось.
Погасли. До смеха ли?
Троились дороги, ведущие в темень
Последнего дня.
И кто-то спросил: "Ты всё ещё в теме?"
Спросил у меня.
Я знал, что ответить,
Но холоден ветер.
И я не решился сказать,
Что свечи погасли,
И вас ли иль нас ли
Теперь не найти, не узнать.
Прошло, убежало.
Прижаты за жалость,
Сквозь слёзы не видим пути.
Но можешь? Свети!
Смерть, где твоё жало?
А, если не можешь,
Расти будто дрожжи.
Расти! Так и надо. Расти...
Эпоха...
Ущла. По-английски, по-детски,
По-женски, оставив след.
Ушла незаметно, ушла очень дерзко.
Я всё ещё в теме. Кому дать ответ?

Я снова буду говорить пафосно.

танго

что-то вроде провала,
яркая вспышка. удар!
вроде бы только что
танго последнего бала,
огонь, закопчённое стёклышко
розы...
узора...
позора...
я не был способен дышать,
не был достоин тонуть
и это мне было по вкусу!
тебя поглощала муть,
город не мог уснуть,
когда в каждом окне
виднелись трУсы.
но тет-а-тет с тишиной,
в тетраэдре рваных зеркал.
я видел, ты была мной.
а я был тем, кто проспал.
и сбросив тело с души,
гребнем пройдясь по лохматой конве,
кричал:
не спиши!
кроши
тех, кто застрял в голове!
а дальше, падал дождь,
на булыжник улиц, панцыри крыш.
падало вместе с ним небо,
скрывая тучами дрожь.
ночь, улица.
кыш!
кыш!
мы стоим поперёк дороги,
застрявшие в горле квартала.
на нас уже есть некрологи,
но нам и этого мало.
спереди кто-то чужой.
сзади похоже... тоже.
"первый, это второй!
зажали в кольцо...
сопротивленье...
о, Боже!"
и тишина. тет-а-тет.
а я ведь, кажется, ранен.
в луже, обняв пистолет,
плАчу, прощаясь стихами...

небо, упало на нас.
помню хруст спящего тела.
а дальше - толчок несмелый
и дождь прекратился...
раз...
раз-два-три...
слышно сейчас?
музыка, это танго...
последнего, первого бала.
мир был растоптан за час.
но мы возвратились
из чего-то вроде провала.