из глухой темени своих внутренностей
вынимаю какую-то живую штуковину.
смотрю на неё, не без робости, не без скупости.
и сую назад, не изучив особенно.
подхожу к окну - за окном город.
ровно пол-царства, и столько же - за спиной.
позади - наковальня, спереди - молот,
и голоса в голове, за стеной.
хочется ветра, окно замуровано
мокрым морозом и прочей мурой.
а внизу, по улицам бегают клоуны
и всё зовут и зовут с собой.
когда-то потом, став уже попугаями,
взмоют они под небесный навес
и улетят косяками ли, стаями
в тёплые страны, в соседний подъезд...
а мир... не смешной. не весёлый. не яркий.
мир - это дымная улица дней.
в каждом дворе - есть бомжи и подарки
для тех, кто чуть-чуть остальных поумней.
сяду. над миром солнце всходящее.
а я листаю книгу с зеркалами страниц.
фантастика... до боли в зубах настоящая,
дремлет кимвалами спящих ресниц.
это моё ото сна пробуждение,
это из кокна бабочку рвёт...
это обратно - к теплу влечение
в городе холода, мягком, как лёд.
что ж я всегда замечаю убожество.
мир... мир не мой! мир - свободный игрок.
и я сказал сам себе: "я - ничтожество"
и мир, как щенок,
сел у моих ног.
14.02.2010 год
вторник, 16 февраля 2010 г.
Признание
послушай, я должен тебе сказать:
я люблю тебя.
наверное, искреннее и салютее,
я никого не люблю.
послушай, ты, видимо, хочешь знать,
почему так сталось,
что, хоть на самую малость,
но больше всех, я тебя люблю?
всё проще простого,
любовное слово
рождается сразу,
как только забывает разум
сказать, для чего
нуждаешься в ком-то больше всего.
ты наполняешь меня,
ты - часть меня,
ты - жизнь моя
и свежесть моя.
и только ты так искренне,
так живо и человечно
даёшь мне возможность жить,
жить чуть ли не вечно.
и всё это - бескорыстно!
потеря тебя - для меня смертельна,
я в ужасе вскакиваю с постели
ночью, как кажется, что в огромных дозах
ты покидаешь меня, воздух...
12.02.2010 год
я люблю тебя.
наверное, искреннее и салютее,
я никого не люблю.
послушай, ты, видимо, хочешь знать,
почему так сталось,
что, хоть на самую малость,
но больше всех, я тебя люблю?
всё проще простого,
любовное слово
рождается сразу,
как только забывает разум
сказать, для чего
нуждаешься в ком-то больше всего.
ты наполняешь меня,
ты - часть меня,
ты - жизнь моя
и свежесть моя.
и только ты так искренне,
так живо и человечно
даёшь мне возможность жить,
жить чуть ли не вечно.
и всё это - бескорыстно!
потеря тебя - для меня смертельна,
я в ужасе вскакиваю с постели
ночью, как кажется, что в огромных дозах
ты покидаешь меня, воздух...
12.02.2010 год
Афанасий
У Афанасия - один глаз.
Так вышло. Несчастный случай.
Жаль, что нет третьего
про запас.
Вставил бы. Сразу бы стало бы лучше.
Но, видимо, так уж сошлись планеты,
Так уж угодно было истории.
Был глаз. А теперь, видишь, глаза нету.
Полубезглазый - смешная апория.
У Афанасия много друзей,
Много врагов и чуть-чуть равнодушных.
Хоть одноглазый, но добрый, послушный.
С ним завсегда и везде веселей.
Но мама его - тётка жутко упёртая.
Она давно решила и твёрдо,
Будет Афанасий художником.
И даже обзавелась треножником.
И, чтобы он не был скучен и сер,
Требует развивать гла-зо-мер.
Но, мама!
Ведь у афанасия - один глаз!
11.02.2010 год
Так вышло. Несчастный случай.
Жаль, что нет третьего
про запас.
Вставил бы. Сразу бы стало бы лучше.
Но, видимо, так уж сошлись планеты,
Так уж угодно было истории.
Был глаз. А теперь, видишь, глаза нету.
Полубезглазый - смешная апория.
У Афанасия много друзей,
Много врагов и чуть-чуть равнодушных.
Хоть одноглазый, но добрый, послушный.
С ним завсегда и везде веселей.
Но мама его - тётка жутко упёртая.
Она давно решила и твёрдо,
Будет Афанасий художником.
И даже обзавелась треножником.
И, чтобы он не был скучен и сер,
Требует развивать гла-зо-мер.
Но, мама!
Ведь у афанасия - один глаз!
11.02.2010 год
Скелет
тяжело как-то быть атомом.
у одного - валентность,
у другого - валентность.
а я - туда и сюда, посредственность.
а я - ну никак, даже матом.
и, почти распрощавшись с летом,
позабыв его в холоде страшном,
я из шкафа достал скелета
и о жизни его расспрашивал.
он молчал, только клацал зубами
иногда. иногда отворачивался.
он своими пустыми мозгами
понял больше, чем я, накачавшимися.
да и, впрочем,
он - непорочен.
и какой там порок у каркаса?
это я, это мной правит мясо.
это я, как травинка непрочен.
замолчал. посмотрел ему прямо,
прям в глаза, прям в живые глазницы -
"братец, это не дыры, а ямы,
там вся жизнь, жизнь моя, уместИтся."
он подставил под голову руку,
костью, культей, подпёр подбородок.
он, наверное, звал меня другом,
безъязыкий самоуродок.
и сказал я ему: "одевайся,
будешь мной, ты честнее и чище.
а на мне ещё так много мяса...
и под носом мешается прыщик".
он оделся, послушно и тихо,
только кости немного стучали.
я ему указал, где выход,
и полез внутрь шкафа с вещами.
так он ходит теперь между прочих,
носит в черепе сны и мысли.
выделяется... да не очень,
средь скелетов не много жизни.
видно, очень непросто быть атомом
и метаться от полюса к полюсу.
мне в шкафу, запершись, приятно.
мне в шкафу хорошо - успокоился...
11.02.2010 год
у одного - валентность,
у другого - валентность.
а я - туда и сюда, посредственность.
а я - ну никак, даже матом.
и, почти распрощавшись с летом,
позабыв его в холоде страшном,
я из шкафа достал скелета
и о жизни его расспрашивал.
он молчал, только клацал зубами
иногда. иногда отворачивался.
он своими пустыми мозгами
понял больше, чем я, накачавшимися.
да и, впрочем,
он - непорочен.
и какой там порок у каркаса?
это я, это мной правит мясо.
это я, как травинка непрочен.
замолчал. посмотрел ему прямо,
прям в глаза, прям в живые глазницы -
"братец, это не дыры, а ямы,
там вся жизнь, жизнь моя, уместИтся."
он подставил под голову руку,
костью, культей, подпёр подбородок.
он, наверное, звал меня другом,
безъязыкий самоуродок.
и сказал я ему: "одевайся,
будешь мной, ты честнее и чище.
а на мне ещё так много мяса...
и под носом мешается прыщик".
он оделся, послушно и тихо,
только кости немного стучали.
я ему указал, где выход,
и полез внутрь шкафа с вещами.
так он ходит теперь между прочих,
носит в черепе сны и мысли.
выделяется... да не очень,
средь скелетов не много жизни.
видно, очень непросто быть атомом
и метаться от полюса к полюсу.
мне в шкафу, запершись, приятно.
мне в шкафу хорошо - успокоился...
11.02.2010 год
впереди вся жизнь,
под ногами весь мир.
и не верится - голод под кожей,
а холод в ногах - земля рваная,
сквозит, бьёт ключами.
это отчаяние
или обычное чаяние
обрести радость, завёрнутую в нирвану,
за чьей-то синей рожей.
а, судя по тени - вампир,
вернее, по её отсутствию.
на солнечном острие
прожаренный гусь
с криками: "я вернусь!"
вертится и мечтает о слёте,
на автопилоте, в болоте познания.
лесом звания,
лесом гадания.
главное - здания,
последних эпох
пурпурно-бледных царей.
10.02.2010 год
под ногами весь мир.
и не верится - голод под кожей,
а холод в ногах - земля рваная,
сквозит, бьёт ключами.
это отчаяние
или обычное чаяние
обрести радость, завёрнутую в нирвану,
за чьей-то синей рожей.
а, судя по тени - вампир,
вернее, по её отсутствию.
на солнечном острие
прожаренный гусь
с криками: "я вернусь!"
вертится и мечтает о слёте,
на автопилоте, в болоте познания.
лесом звания,
лесом гадания.
главное - здания,
последних эпох
пурпурно-бледных царей.
10.02.2010 год
мальчик с девочкой сидят на мосту
и бросают в воду камешки.
иногда у них выходят блинчики.
иногда комки, которые тонут в урнах,
как чьи-то стихи, написанные кому-то.
и в этом грусть. и в этом - никакого счастья.
потому что они должны целоваться,
кусая губы, до крови.
потому что завтра они уже не будут вместе.
один из них станет камнем,
а другой - блинчиком. и тот, другой
научится шлёпать по воде -
сначала неуверенно, а потом быстрее и быстрее!
и, в итоге, оттолкнётся в сторону солнечного блина,
да так там и останется, не падая вниз, обожжённым.
это правда, это как раз тот самый момент,
когда логика уступает воображению,
но воображение деликатно пропускает женщину вперёд.
и все счастливы, кроме тех двоих...
7.02.2010 год
и бросают в воду камешки.
иногда у них выходят блинчики.
иногда комки, которые тонут в урнах,
как чьи-то стихи, написанные кому-то.
и в этом грусть. и в этом - никакого счастья.
потому что они должны целоваться,
кусая губы, до крови.
потому что завтра они уже не будут вместе.
один из них станет камнем,
а другой - блинчиком. и тот, другой
научится шлёпать по воде -
сначала неуверенно, а потом быстрее и быстрее!
и, в итоге, оттолкнётся в сторону солнечного блина,
да так там и останется, не падая вниз, обожжённым.
это правда, это как раз тот самый момент,
когда логика уступает воображению,
но воображение деликатно пропускает женщину вперёд.
и все счастливы, кроме тех двоих...
7.02.2010 год
как легко ты сдаёшься, пафосный.
игрок вечерний, по утрам радостный,
овеянный мраком полуночной черни.
оставляешь своё и уходишь,
скрип по лестнице - ветер дорог.
уступаешь, храбришься вроде ж,
колобок, только пятишься в бок.
на плечах твоих ангелы стонут,
на глазах твоих бесы небесные,
никому уже неинтересные,
прячут голову в тихий омут.
7.02.2010 год
игрок вечерний, по утрам радостный,
овеянный мраком полуночной черни.
оставляешь своё и уходишь,
скрип по лестнице - ветер дорог.
уступаешь, храбришься вроде ж,
колобок, только пятишься в бок.
на плечах твоих ангелы стонут,
на глазах твоих бесы небесные,
никому уже неинтересные,
прячут голову в тихий омут.
7.02.2010 год
Письмо
знаешь, по ходу, кто-то
объявил охоту
на почтовых голубей.
теперь я бессилен,
захочется - вылей
меня в окно.
уже всё равно.
уже мало важно,
что в городе многоэтажном,
ты давишься жаждой,
что я давлюсь жаждой,
но выдавить нечего
ни мужчине, ни женщине.
и письма не в силах.
так вылей!
прошу тебя - вылей
меня.
знаешь, по ходу, кто-то
нашёл работу -
воровать мои буквы.
раньше, я мог хотя бы
мекать и бекать, за ляпами ляпы
делать, когда ты и я.
но это фигня.
это только пол дела!
я и молчать-то могу лишь несмело!
я и кричать-то совсем не могу...
я плачу ребёнком в соседнем углу.
а этот кто-то
забрал меня, утопил под мостом.
я честно сопротивлялся!
дрался, кусался...
а потом -
связанный, воду копал
ртом.
и он опять и опять
вытаскивал меня оттуда,
совершал чудо
и заставлял писать.
а когда голуби с рук моих
брали конверты и письма, открытки,
он хитро щурился, наводил зенитки
и бил.
и если бы был
хоть один голубь,
ушедший вглубь
облаков
от обстрела,
ты бы узнать тогда точно сумела,
как чутко и пылко
я ручку грыз,
а потом отсылал тебе чистый лист.
3.02.2010 год
объявил охоту
на почтовых голубей.
теперь я бессилен,
захочется - вылей
меня в окно.
уже всё равно.
уже мало важно,
что в городе многоэтажном,
ты давишься жаждой,
что я давлюсь жаждой,
но выдавить нечего
ни мужчине, ни женщине.
и письма не в силах.
так вылей!
прошу тебя - вылей
меня.
знаешь, по ходу, кто-то
нашёл работу -
воровать мои буквы.
раньше, я мог хотя бы
мекать и бекать, за ляпами ляпы
делать, когда ты и я.
но это фигня.
это только пол дела!
я и молчать-то могу лишь несмело!
я и кричать-то совсем не могу...
я плачу ребёнком в соседнем углу.
а этот кто-то
забрал меня, утопил под мостом.
я честно сопротивлялся!
дрался, кусался...
а потом -
связанный, воду копал
ртом.
и он опять и опять
вытаскивал меня оттуда,
совершал чудо
и заставлял писать.
а когда голуби с рук моих
брали конверты и письма, открытки,
он хитро щурился, наводил зенитки
и бил.
и если бы был
хоть один голубь,
ушедший вглубь
облаков
от обстрела,
ты бы узнать тогда точно сумела,
как чутко и пылко
я ручку грыз,
а потом отсылал тебе чистый лист.
3.02.2010 год
Вчера умер Гамлет
Вчера, умер Гамлет.
Опять.
И снова.
Сквозь гамму лет,
он за слововм
слово
роняет:
"Дальнейшее -
молчанье."
Умирает.
А дальше -
по сцене идёт
Горацио.
Предвидя сенсацию,
он достаёт
портативную рацию
И говорит,
сквозь шум и гам лет:
"Горячая новость!
Умер Гамлет."
И так -
Каждый
День.
3.02.2010 год
Опять.
И снова.
Сквозь гамму лет,
он за слововм
слово
роняет:
"Дальнейшее -
молчанье."
Умирает.
А дальше -
по сцене идёт
Горацио.
Предвидя сенсацию,
он достаёт
портативную рацию
И говорит,
сквозь шум и гам лет:
"Горячая новость!
Умер Гамлет."
И так -
Каждый
День.
3.02.2010 год
в извилинах мозга
в извилинах мозга
живёт страшное чудовище.
оно просыпается по ночам
и заставляет писать стихи.
оно - небо моё, неизменно в полоску,
фильм жутковатый с морем кровищи.
я даже ходил к врачам,
но врачи, как и я - психи.
и вот, не зная, что делать с этим,
я наливаю каждый вечер две кружки кофе.
одну - для себя, вторую - для монстра.
и мы сидим, тихо болтаем о вечном и не очень.
за окнами холодно, снежно и ветер.
но разве важно для тех, кто профи,
в умении жить на фантазиях острых,
что там за окнами? главное - чтобы ночью.
а когда я к утру выключаюсь в кресле,
сладко храплю, бубня навеянное,
чудовище уходит через окно,
открывает форточку и вверх срывается.
и вот тут, наверное, будет честно,
если скажу, что почти уверен -
оно сбрасывает ужас свой на асфальт, на дно.
а под всем этим - ангел. и он улыбается.
1.02.2010 год
живёт страшное чудовище.
оно просыпается по ночам
и заставляет писать стихи.
оно - небо моё, неизменно в полоску,
фильм жутковатый с морем кровищи.
я даже ходил к врачам,
но врачи, как и я - психи.
и вот, не зная, что делать с этим,
я наливаю каждый вечер две кружки кофе.
одну - для себя, вторую - для монстра.
и мы сидим, тихо болтаем о вечном и не очень.
за окнами холодно, снежно и ветер.
но разве важно для тех, кто профи,
в умении жить на фантазиях острых,
что там за окнами? главное - чтобы ночью.
а когда я к утру выключаюсь в кресле,
сладко храплю, бубня навеянное,
чудовище уходит через окно,
открывает форточку и вверх срывается.
и вот тут, наверное, будет честно,
если скажу, что почти уверен -
оно сбрасывает ужас свой на асфальт, на дно.
а под всем этим - ангел. и он улыбается.
1.02.2010 год
Подписаться на:
Сообщения (Atom)